Магия греха [Двойная жизнь] - Вера Кауи

Ее категоричный отказ только подлил масла в тлеющий огонь его собственного раздражения и досады.

– Черт, вы ведете себя слишком круто. Что же мне остается делать? Становиться вашим клиентом? Да вы вообще способны хоть на какое-то чувство?

Он увидел, как в ее глазах вспыхнули молнии, губы сжались в узкую линию и рука резко метнулась к его щеке. Но пощечины не прозвучало, потому что он успел перехватить руку и сжать с такой силой, что Нелл заскрипела зубами, чтобы не закричать от боли. Но это не помешало ей попробовать повторить попытку другой рукой, что также не увенчалось успехом. Они стояли и смотрели друг на друга так, что от скрестившихся взглядов летели во все стороны искры, как от закаленной стали, и резко поднималась температура сердца и души. Она была у него в руках, безнадежно отчаявшаяся, слабая, но яростно-непослушная и безжалостная, как медуза Горгона, готовая убить своим взглядом, если бы это было возможно.

– Вы все еще будете продолжать строить из себя обиженную? И говорить мне, что не можете смириться с неудачей? Я, честно говоря, думал, что у вас более сильный характер. Я уже говорил вам, что это настоящая, реальная, невыдуманная жизнь, а не крутой детективный фильм для красивой актрисы. Да, это настоящая жизнь, и случается, что ее нельзя контролировать. А вам, видите ли, надо контролировать все, не так ли?

Она все еще пыталась освободиться, дергаясь из стороны в сторону, с побелевшим от ярости лицом и стиснутыми зубами. Но все было бесполезно. Его руки оказались необычайно сильными, и он сжал их вокруг ее кистей, как наручники.

– Вы же не робот! Если бы вы были роботом, то ничего бы не чувствовали и не переживали из-за подобной неудачи. Почему вы не можете себе позволить хоть на минутку расслабиться?

Она прошипела сквозь стиснутые зубы:

– Я сама предложила помощь, но больше я вам ничего не должна! Единственное, что я чувствую, так это сожаление по поводу того, что у меня не получилось все так, как было задумано.

– Разве я говорил вам, что вы сделали что-то плохо? Вы хотите достичь слишком многого за столь короткий срок!

Нелл вновь сделала попытку освободить руки и снова неудачно. Марк увидел, что у нее в глазах скользнула паника страха, и понял, что она теряет над собой контроль. Он же, наоборот, был предельно собран...

– Обратитесь к своему разуму, к образованию и интеллигентности, – резко бросил он, – к вашему хваленому благоразумию и здравому смыслу. Разве вы способны на то, чтобы рассказать абсолютно безразличному и незнакомому вам человеку о преступлении, причастность к которому могла бы упрятать вас за решетку на долгие годы? Мы имеем дело с очень страшными и опасными людьми с извращенными садистскими наклонностями, вымещающими свою злобу на детях, насилуя их, убивая и вешая!.. Вы порезвились с ними на съемочной площадке и думали, что они сразу поведают вам все свои секреты, не так ли? Откуда такая уверенность в собственной исключительности?

Нелл собралась с силами и, резко рванувшись, наконец высвободила одну руку. Стараясь сохранить спокойное выражение лица, но абсолютно не контролируя свой голос, она с яростью произнесла:

– Потому что я знаю практически все об изнасиловании детей, вот почему! Я знаю, что с ними делают, потому что то же самое делали со мной, и не раз! И это делал мой собственный отец! Вот почему! – Произнеся эти слова, она сразу же пожалела о них, потому что почувствовала себя униженной. В комнате повисло долгое, мучительное молчание. Осмелившись через какое-то мгновение поднять глаза, она увидела на лице Марка именно то выражение, которого боялась больше всего. Губы ее невольно задрожали, нервы не выдержали, и из метавших еще несколько секунд назад громы и молнии глаз водопадом хлынули слезы отчаяния, боли и унижения. Он отпустил ее кисть, и Нелл, спрятав лицо в ладонях, зарыдала еще сильней. Подойдя к ней вплотную, он осторожно и бережно, как будто перед ним была хрупкая и необычайно дорогая хрустальная ваза, обнял ее и прижал к себе.

– Бедная моя, любимая, – прошептал он. – Почему же вы раньше мне об этом не сказали? – Он хотел успокоить ее нежностью и лаской, чтобы не доводить дело до очередного самоунижения.

– Об этом не знает никто, – сквозь рыдания произнесла она. – О таких вещах обычно не говорят...

Стивенс заботливо усадил ее на софу, но теперь она уже сидела у него на коленях. Достав платок, он осторожно вложил его между ее ладоней и дал Нелл выплакаться до конца. Последняя неделя, видимо, была для нее очень тяжелой, потому что она вынуждена была добывать информацию, которую всю свою сознательную жизнь старалась забыть. Она пыталась найти ответы на многие вопросы, мучившие ее с детства, и, помимо этого, очень хотела помочь следствию. Как она считала, теперь дело провалилось вместе с ее неудачей. И в результате все вылилось в ненависть к самой себе.

Тем не менее она сделала огромный шаг вперед. Теперь было уже в его силах помочь ей пройти оставшуюся часть пути. Рассказывать, что у нее на сердце, было не в ее манере, правильней сказать, это было непривычно для тех женщин-масок, в которых она перевоплощалась. Но Стивенс чувствовал, что из сердца самоуверенной и необычайно хладнокровной Клео к нему взывает нежная и уязвимая Нелл. Та женщина, которая жила в ее эмоциональном и чувствительном сердце, занимала все его мысли, он хотел ее, он мечтал и думал о ней каждую минуту, не надеясь на то, что маленькая трещинка на непроницаемом фасаде самоуверенности и закомплексованности ее многоликих образов так быстро превратится в зияющую пропасть и уничтожит все преграды. Оглядываясь назад, в прошлое, он вспомнил тот момент, когда впервые понял, что те чувства, которые он испытывал к этой высококлассной «девочке по вызову», значат для него намного больше, чем он предполагал, и они вовсе не те, что обычно у него вызывали красивые женщины со стройной фигурой. Осознав ситуацию, он задал тогда себе вопрос: «Ты вообще понимаешь, куда лезешь? Это тебе не сказка со счастливым концом! В этом щепетильном и очень щекотливом деле такого конца не будет, и ты это знаешь. Ты никогда не сможешь жить в том мире, в котором живет она, никогда! Невозможно отделить одну овечку от целого стада овец и баранов и надеяться на то, что она изменится и превратится в антилопу».

Встретившись после этого с Элисон, Марк старался убедить себя, что она как раз то, что ему нужно. Однако, несмотря на то, что она была «подходящей», «соответствующей» и «умной», она не имела ничего общего с той женщиной, которую он жаждал. До сих пор основным препятствием для его чувств были карьеристские соображения: «Вот когда я стану главным инспектором», «Когда я стану суперинтендантом» и, наконец, «Когда я стану главным суперинтендантом» – ими он очень долго тешил себя в разные периоды восхождения по служебной лестнице. Но теперь, когда, обнимая ее хрупкие дрожащие плечи, он почувствовал, что она ему доверяет и, может быть, любит, Марк решил, что, если бы ему предложили стать комиссаром столичной полиции при условии респектабельной и «соответствующей» женитьбы, он бы поблагодарил и отказался. «Пусть уж я буду там, где сейчас, пусть это будет максимум, чего мне суждено добиться, лишь бы со мной была Нелл», – подумал он.